«Распространять правду — очень опасное дело, особенно когда государство основано на лжи»
 

Ксения Деннен — одна из основателей и председателем правления Кестонского института (Оксфорд, Великобритания), одной из старейших и наиболее уважаемых организаций, занимающихся вопросами религиозной свободы в СССР и России.

— Вы стояли у истоков Кестонского института. Расскажите, пожалуйста, об истории его создания. Что побудило его основателей к созданию подобной организации?

— Идея основать институт, который занимался бы изучением религиозной ситуации в коммунистических странах, возникла в Англии в 1966 г.

В 1959-1960 гг. один из его основателей, каноник Майкл Бурдо, посетил СССР с первой группой студентов из Великобритании. В течение года он изучал в Москве русский язык и литературу. В 1964 г., узнав о преследованиях в Почаевском монастыре из самиздатских документов, изданных в Париже Н. Струве, он снова посетил Россию. Это был самый разгар антирелигиозной кампании Хрущева. Однажды, узнав, что в Москве был взорван один из храмов, он пошел посмотреть на то, что от него осталось. В это время к нему подошла женщина и, буквально как в Евангелии, сказала ему: «Следуйте за мной». Он пошел за женщиной и попал в какое-то помещение на окраине города, где проводились тайные встречи христиан. Там, к своему удивлению, он встретился с тремя женщинами, помогавшими собирать и копировать материалы о Почаевском монастыре. Люди, собравшиеся там, попросили его помочь донести до людей на Западе истинное положение в сфере религии в Советском Союзе. Именно тогда Майкл Бурдо понял, что это дело станет призванием и задачей всей его жизни.

У истоков Кестонского института изначально стояли четыре человека: каноник Майкл Бурдо, сэр Джон Лоуренс, профессор Леонард Шапиро, и профессор Питер Реддуэй. К этой группе я причисляю и себя, так как после знакомства с Майклом Бурдо в 1966 г. у меня также возникла убежденность в необходимости такого института. Я в то время только что закончила университет по специальности «русский язык и литература», была очень увлечена всем, что связано с Россией, и даже некоторое время пела в хоре православной церкви в Оксфорде, хотя сама принадлежу к англиканской церкви. Естественно, я очень хотела помочь этому делу.

Институт был формально основан в 1969 г. В 1973 г. я основала и в течение восьми лет редактировала академический журнал института «Религия в коммунистических странах» (Religion in the Communist Lands), который позднее он получил название «Религия, государство и общество» (Religion, State and Society) — (далее по тексту — РКС. — Ред.)

В 70-е годы Институт значительно расширился: одно время у нас работало около 30 сотрудников, специалистов практически по каждой стране социалистического блока.

— Откуда взялось такое название — Кестонский институт?

— Сначала мы назывались «Centre for the Study of Religion and Communism». Название Keston College (под этим названием мы были известны ранее) происходит от названия деревни, где находилась бывшая англиканская школа — первое приобретенное нами для института помещение. Однако впоследствии, по настоянию Роуэна Уильямса (ныне архиепископ Кентерберийский — глава Церкви Англии — Ред.), считавшего, что наша организация должна поддерживать тесные связи с академическим сообществом, мы перенесли свою работу в Оксфорд. По настоящее время Институт и его библиотека и архивы находятся именно там.

— Пожалуйста, расскажите об основных направлениях деятельности Кестонского института в советское время.

— Целью института был сбор достоверной информации о положении верующих различных вероисповеданий в восточной Европе и Советском Союзе, распространение этой информации через информационные бюллетени, ее анализ в серьезных академических статьях, а также публикация документов. В то время, как и сегодня, мы ставили перед собой задачу защиты прав каждого человека на исповедание и выражение своих религиозных убеждений, на свободу от религиозных преследований в любой их форме. Роль Кестонского института до перестройки можно назвать «гласом безгласных».

Кроме того, мы исследовали вопросы законодательства, церковно-государственных отношений, официальной советской политики по отношению к религии и истории различных христианских церквей в СССР.

Особое внимание мы уделяли тяжелому положению верующих, которые оказались в заключении, регулярно публикуя так называемые «списки узников», в которых приводились имена известных нам заключенных-христиан и вся полученная о них информация. Например, в начале 1982 г. наш журнал опубликовал следующие цифры: «Число заключенных христиан, по сведениям института Кестона, в течение 1981 г. продолжало расти и к концу года достигло 350 человек. Это цифра почти вдвое превосходит данные трехлетней давности…» (Религия в коммунистических странах, том 10, No.1, 1982, с. 81–83).

Мы тесно сотрудничали с международными церковными и правозащитными организациями. Материалы о положении верующих, опубликованные в журнале Кестона, получили резонанс во Всемирном Совете Церквей, когда в ноябре—декабре 1975 г. в Найроби, на Генеральной ассамблее Всемирного Совета Церквей, впервые был поставлен вопрос о религиозной свободе в СССР. Наш журнал перепечатал обращенное непосредственно к делегатам ассамблеи ВСЦ письмо о. Глеба Якунина и Льва Регельсона, в котором рассказывалось о религиозных преследованиях в Советском Союзе. В итоге делегаты ассамблеи приняли предложение, чтобы в августе следующего года представить Центральному комитету доклад о религиозных свободах в странах, подписавших Хельсинкское соглашение. Отчет о религиозной ситуации в Советском Союзе для ВСЦ подготовил наш институт.

Статус нашей организации в Англии не позволял нам заниматься непосредственной правозащитной деятельностью. Однако наша информация использовалась другими организациями и влиятельными группами — например, мы тесно сотрудничали с «Международной амнистией», передавая ей имеющиеся у нас материалы. Теперь, когда я беседую с теми людьми, о которых мы писали до перестройки, я понимаю, насколько важно было знать оказавшимся в положении «безгласных», что о них известно за границей. Это была серьезная моральная поддержка. Кроме того, часто это положительно влияло на обращение с заключенными в тюрьме или лагере.

— Вероятно, ваша работа была довольно опасной?

— Разумеется, сбор информации был сопряжен с большими трудностями и опасностями — в первую очередь, для людей, живших в СССР. Спецслужбы следили и за нами, и за теми, с кем мы встречались. Некоторые документы вывозились за рубеж с помощью миссионерских организаций — например, «Open Doors» или «Slaviska Missionen». Для меня эта деятельность закончилась тем, что в 1976 г. мне запретили въезд в Россию. Вновь я смогла приехать сюда только в 1992 г.

Институт Кестона был отнесен советскими спецслужбами к числу пяти самых опасных западных антисоветских организаций. Нападки на нас продолжались даже после 1988 г. Распространять правду — очень опасное дело, особенно когда государство основано на лжи.

— Какое место занимали в вашей работе вопросы правового регулирования деятельности религиозных организаций?

— Мы публиковали и анализировали любые изменения Закона о религиозных объединениях 1929 г., который действовал вплоть до 1990 г. Содержание этого закона и вносимых в него поправок в целом были недоступны советским гражданам в силу общей секретности, окружавшей любые правовые вопросы в СССР. В первом же выпуске РКС (февраль 1973 г.), я перепечатала секретный документ, который рассылался в «Комиссии содействия при исполкомах и районных советах по контролю за соблюдением законодательства о культах». Такие комиссии были созданы по решению партийной идеологической комиссии в ноябре 1963 г., они были призваны осуществлять наблюдение и надзор за религиозной жизнью. Подобные секретные инструкции оставались неизвестными большинству советских граждан; из их содержания становится ясно, в какой мере государство вмешивалось во внутренние дела религиозных групп и приходов. Другой круг вопросов, обсуждавшийся на страницах РКС, касался советской Конституции и ее отношения к христианам.

— Положению каких религиозных групп уделял наибольшее внимание Институт Кестона?

— Мы работали со всеми религиозными группами, никому не отдавая предпочтения. РКС печатала материалы об отдельных христианах и группах христиан, принадлежащих к самым разным конфессиям — о православных, баптистах, римо-католиках, пятидесятниках, адвентистах. Просматривая журналы Кестона, опубликованные между 1973–1988 гг., я сама поражаюсь тому количеству разнообразных проблем, тому числу христианских групп и отдельных христиан, о судьбах которых мы писали. Я остановлюсь подробнее на некоторых из них.

Мы широко освещали дело о. Бориса Заливако, который в начале 1970 г. был приговорен к восьми годам заключения в колонии строгого режима и к пяти годам ссылки. В июне 1973 г. РКС перепечатала материалы о нем из «Хроники текущих событий» (издание на английском языке «Международной амнистии»), № 17 за 1970 г. и письмо в его защиту, составленное товарищами о. Бориса — заключенными мордовского лагеря. В июне 1974 г. РКС напечатала статью о нем Андрея Синявского, в которой рассказывалось о заключенном священнике, человеке огромной веры, служившем на открытом воздухе, под дождем и снегом, и ставшем выдающимся примером христианского служения Богу и людям. Андрей Синявский, лично познакомившийся в лагере с Борисом Заливако и, опасаясь за его жизнь, сообщил, что о. Борис, переведенный в 1971 г. на трехлетний срок во Владимирскую тюрьму, был очень болен. Выдержав тюремное заключение, он был сослан в Томскую область. После 1978 г. Кестон не имел о нем никаких сведений.

Кестон регулярно писал о православном мирянине Анатолии Краснове-Левитине. Майкл Бурдо в своей книге «Патриарх и пророки», опубликованной в 1969 г., посвятил ему целый раздел. Мы печатали выдержки из некоторых его статей. Кестон пристально следил за его судьбой: мы знали, что в 1969 г. Краснов-Левитин стал одним из членов-основателей «Инициативной группы защиты прав человека в СССР» и в сентябре того же года был арестован. Мы сообщили о его последующем аресте в 1971 г., представили его точку зрения о необходимости религиозной свободы в СССР и его критику Московской патриархии за сверхподчиненность последней светским властям.

Еще одним православным верующим, которому Кестон уделил много места в своих публикациях доперестроечного периода, был о. Глеб Якунин. Мы были с ним друзьями и остаемся таковыми до сих пор: мы не забыли его героической жертвенности при коммунистическом режиме. 27 декабря 1976 г. о. Глеб Якунин, дьякон Варсонофий Хайбулин и православный мирянин Виктор Капитанчук основали «Христианский комитет защиты прав верующих», что стало поистине историческим моментом: вплоть до процесса над о. Глебом Якуниным в августе 1980 г. (арестован 1 ноября 1979 г.) и Виктором Капитанчуком в октябре 1980 г. (арестован 12 марта 1980 г.), комитет действовал как эффективный орган сбора информации о многих христианских деноминациях и помогал распространять эту информацию. К весне 1980 г. комитет передал на Запад 423 документа. Благодаря его работе мы в Кестоне могли лучше понять религиозную ситуацию в СССР и наши публикации имели больший резонанс.

Мы много писали о «Христианском семинаре по проблемам религиозного возрождения», который в сентябре 1974 г. был основан Александром Огородниковым и его товарищами. Кестон подробно сообщал об обысках, арестах и судах над членами семинара — Владимиром Порешем, Татьяной Щипковой и Александром Огородниковым, о насильственном помещении в психиатрическую больницу Александра Аргентова и Георгия Федотова. В 1987 г. мы напечатали большую статью об Огородникове, основанную на документах, тайно переданных из лагеря в мае 1986 г. В этих документах сообщалось о чудовищном обращении, которому подвергался Огородников в условиях лагерного режима, а также о дополнительном трехлетнем заключении, к которому его приговорили лагерные власти. Благодаря широкой огласке, которую получило дело Огородникова на Западе после публикаций Кестона, многие сотни его собратьев-христиан молились за него, — что позволило, по его словам, вынести все лагерные тяготы и выжить.

— А что касается других конфессий?

— Да, о других конфессиях мы тоже много писали. Двумя важнейшими источниками сведений о католиках и их положении в Советском Союзе стали «Хроника Литовской католической церкви» (выходила с 1972 г.) и «Католический комитет защиты прав верующих», основанный в 1978 г. В нескольких номерах РКС были помещены статьи, основанные на информации, полученной из этих источников. Мы также перевели много документов и сообщений из литовской «Хроники».

Гонения на членов баптистской церкви и особенно на баптистов-инициативников подробно исследовались Майклом Бурдо в его книге «Религиозное брожение в России» (1968 г.). Мы регулярно публиковали новую информацию: публиковали списки заключенных баптистов, многие документы о видном деятеле баптистской церкви пасторе Георгии Винсе, который находился в заключении в 1966–1969 гг. и был арестован во второй раз в 1974 г. Весной 1986 г. опубликован отчет «Совета родственников узников евангельских христиан-баптистов» о возобновившихся преследованиях в 1985 г. Журнал Кестона сообщил, что основавшая Совет шестидесятитрехлетняя Лидия Винс, мать Георгия Винса, была арестована в 1970 г. и приговорена за свою деятельность к трем годам заключения в лагере. Ее место заняла Галина Рыткова, чей муж за свои религиозные убеждения также находился в тюрьме; Рытковой угрожали насильственным помещением в психиатрическую больницу, и ей пришлось скрываться с тремя маленькими детьми. Также пришлось скрываться другому руководителю Совета, Александре Козорезовой, но в 1981 г. ее обнаружили и арестовали.

В 70-е годы мы печатали материалы о христианах веры евангельской-пятидесятниках, которые желали эмигрировать из СССР по религиозным убеждениям: они не могли жить христианской жизнью в советском обществе, не могли смириться с ограничениями и протестовали против преследования их детей. Еще одна группа, о которой мне хотелось бы упомянуть, — это адвентисты. В 1984 г., в год столетия основания адвентистской церкви в России, в РКС появилась подробная статья о политике партии в отношении адвентистов на протяжении многих лет. Ранее, в 1980 г. на основе документов отколовшейся группы адвентистов («Церковь верных и свободных адвентистов седьмого дня»), передававшихся на Запад в 1970 гг., мы анализировали положение этой группы и освещали процесс над ее лидером, В. А. Шелковым, проходивший в марте 1979 г. Шелков был приговорен к пяти годам заключения в колонии строгого режима, где он умер 27 января 1980 г. в возрасте 84 лет. Он провел в лагерях три срока — в 1931–34 гг. на Урале, в 1945–54 гг. — в Караганде, в 1957–67 гг. — в лагерях Дальнего Востока, Сибири и Мордовии.

Однако мы не ограничивались христианскми конфессиями. Так, нами публиковались материалы о деятельности буддийских групп, в частности о судьбе ученого-буддолога Б. Дандарона, арестованного вместе с учениками в августе 1972 г. и обвиненного в «создании религиозной группы».

— На чем была сосредоточена деятельность института в постсоветский период?

После перестройки и изменения общего климата по отношению к религии мы продолжали изучение религиозной ситуации в стране. Институт Кестона — в первую очередь исследовательская организация, так что наша миссия при любых условиях остается неизменной. Если ранее мы собирали, анализировали, распространяли информацию о преследованиях и о положении верующих во время коммунистического правления, впоследствии наши задачи расширились и стали включать в себя анализ и описание общей ситуации религии в посткоммунистических странах.

— Каковы, на ваш взгляд, современные тенденции в области свободы совести в России? Характерна ли эта ситуация исключительно для России или нечто похожее происходит в других странах мира?

— Это очень сложный вопрос, и мне не хотелось бы делать далеко идущие обобщения. Во-первых, я бываю сейчас в России довольно редко и не могу с уверенностью судить о ситуации. Однако для меня очевидна ее сложность и неоднозначность. Во время своих поездок по России я могла наблюдать самые разные ситуации.

Меня лично тревожит все более широкое распространение антикультистского движения, с представителями которого мне не раз приходилось встречаться. Они придерживаются убеждений, что все неправославные организации относятся к категории «сект», а их деятельность опасна. Однако эти взгляды основаны на предрассудках, а не на объективной информации. Я думаю, что здесь наша работа поможет людям получить ту объективную информацию, которой сегодня так недостает.

Как специалист по русской истории и культуре, я прекрасно понимаю тех, кто хотел бы сохранить старую русскую культуру и духовность русского православия в первозданной чистоте. Но если русская православная церковь уверена в себе, знает себя и свое богословие, она может спокойно сосуществовать с другими. Если же она склоняется к тоталитарности, то тем самым она выдает свою слабость.

— На ваш взгляд, насколько хорошо мировое сообщество осознает, в каком состоянии находится свобода религии в современной постсоветской России?

— К сожалению, мне кажется, что в мире интерес к событиям, происходящим в России, в значительной степени угас. В Великобритании, во всяком случае, это очевидно.

— В чем Институт Кестона видит свою миссию сейчас? Будут ли вопросы свободы совести в России по прежнему в центре внимания Кестона, или же фокус внимания переместится в другие регионы?

— Как я уже отметила, миссия Института Кестона в современную эпоху осталась неизменной, однако формы ее осуществления, конечно, будут иными. Наша задача — не правозащитная деятельность, хотя, конечно, право на свободу совести было и остается одной из важных областей нашей исследовательской деятельности. Мы намерены ее продолжать и развивать.

К сожалению, нам пришлось закрыть КНС (Кестонскую службу новостей), которая в течение многих лет была нашей визитной карточкой и важным источником информации для многих в России и за рубежом. Это случалось в нашей истории и раньше — в конце 80-х годов мы также на несколько лет прекращали выпуск новостей и возобновили лишь в 1995 г. Мы надеемся, что и в этот раз мы сможем возобновить рассылку новостей, однако подавая их в более аналитическом ключе.

Большим нашим достижением стало установление соглашения с колледжем Риджентс Парк Оксфордского университета, согласно которому новый директор института (им стал только что вступивший в должность д-р Даворин Петерлин) также будет являться научным сотрудником этого колледжа и таким образом поможет установлению более тесных связей института с университетским сообществом. Мы хотели бы, чтобы студенты, в том числе и из стран Восточной Европы, могли получить более свободный доступ к нашим архивам информации, проводить исследования, посвященные религии в Советском Союзе и в посткоммунистических странах.