Благодарю организаторов, поставивших мой доклад в программе нашего семинара третьей по порядку, поскольку я уже не должен обращаться к тем фактам и аргументам, которые приводили и объясняли мои коллеги. Так что, имея авторитет для ссылки, постараюсь схематически подать лишь сжатый обзор проблематики, а заодно и сэкономить немного времени для дискуссии. Сразу же хочу засигнализировать, что не буду говорить о вопросе канонической территории во всей христианской истории, а сосредоточусь на украинском контексте. То есть, на тех его аспектах, которые касаются, с одной стороны, взаимоотношений Церквей киевской христианской традиции, а с другой – отношений между Восточной и Западной Церквями на наших землях. Эти две сюжетных линии я хотел бы проиллюстрировать несколькими примерами, отображающими основные этапы и переломные моменты этого исторического развития.

Начну с упомянутого уже здесь 34-го Апостольского правила (на которое чаще всего ссылаются, говоря о канонической территории), согласно которому епископы каждого народа должны знать своего первого. Если посмотреть, как действие этого правила проявлялось на протяжении исторического развития Церкви Христовой в Украине, то увидим, что его действие скорее оспаривалось, нежели исполнялась. К нему более охотно апеллировали в дискуссиях о тех или иных проблемах церковной жизни, нежели им руководствовались для их решения. В то же время, намного чаще в истории наблюдаем действенность другого средневекового правила, которое звучит так: "Чья власть – того и вера". Именно эту парадигму, это правило, применяя к теме нашей с вами беседы, я бы модифицировал таким образом: "Чья власть – того и каноническая территория".

Как известно, образованная после Владимирового Крещения Руси Киевская митрополия охватывала земли всей Восточной Славянщины и, таким образом, по крайней мере, в те времена, существовало единство государственной и церковной территории. Иными словами, на протяжении нескольких столетий государственные границы Киевской Руси определяли границы единой иерархической структуры – Русской (а впоследствии – Киевской) митрополии. В период так называемой раздробленности, с появлением отдельных княжеских уделов, мы впервые в истории встречаемся с намерением разделить эту церковную (каноническую) территорию, сделав границы екклезиальной юрисдикции соответствующими новому административно-территориальному укладу. И самая первая такая попытка, как это не парадоксально, имела место не в землях "извечных сепаратистов и раскольников", которыми сегодня в определенных кругах называют исключительно украинцев, а именно в землях, ставших центром формирования отдельной российской державности. Первым прецедентом этой тенденции до разделения была попытка образования независимой от Киева митрополии князем Андреем Боголюбским (1155-1174) во второй половине XII ст. Как известно, его отец, суздальский князь Юрий Долгорукий, всю жизнь мечтал занять верховный престол Руси в ее древней столице, трижды покорял город и надеялся после смерти оставить в нем преемником своего сына. Однако Андрею, как утверждает летопись, "не люб был Киев", он еще при жизни отца покинул его с частью благосклонных к нему бояр и войска, и взялся строить собственное княжество на северо-восточных окраинах Руси. Чтобы подкрепить свое правление авторитетом духовной власти, он самочинно перенес центр епархии с Ростова в свою новую столицу — Владимира-над-Клязьмой, где возвел величественный кафедральный собор, щедро одарив его фактически похищенными из Киева и его околиц церковными реликвиями. Более того, владимиро-суздальский правитель обратился в Цареград с требованием образовать для его княжества отдельную, независимую от Киева, церковную провинцию, посылаясь на известное уже нам 34-е Апостольское правило, согласно которому отдельное государство должно иметь своего собственного церковного предстоятеля.

Любопытно, что Цареград, после детального рассмотрения Андреева ходатайства на специальном синоде, в котором приняли участие и киевский митрополит, и лишенный престолу ростовский епископ, и предложенный Боголюбским кандидат на нового митрополита, ответил категорическим отказом, заявив, что с давних давен на этой территории был лишь один митрополичий престол в Киеве, и потому никакого другого престола творить нельзя, ссылаясь, опять же – на то же 34-е правило. Таким образом, эта первая попытка разделения Киевской митрополии, инициированная Андреем Боголюбским, так и не была реализована, несчастного претендента на первоиерарха Владимиро-Суздальской митрополии впоследствии отдали на суд Киевскому митрополиту и четвертовали, и это не только "закрыло" саму проблему, но и на некоторое время отбило охоту другим выступать с подобными "сепаратистскими" идеями. Кстати, именно в ответ на эту попытку разделения митрополии в титуле киевских архиереев появилось дополнение "и всея Руси", дабы подчеркнуть неделимость ее "канонической территории".

Ситуация снова изменилась в период после монгольского нашествия в связи с перенесением в 1299/1300 гг. резиденции киевских митрополитов на север, в тот же Владимир-над-Клязьмой. Теперь уже создания отдельной митрополии начали добиваться галицко-волынские князья, аргументируя – опять же – свое требование тем, что их княжество является отдельным государством, а не частью Киевской Руси, которой de facto давно уже не существует. С ходатайством по этому делу выступил сын князя Данила Галицкого Лев, однако лишь его наследнику Юрию Львовичу все-таки удалось в 1303 г. получить согласие цареградского патриарха Афанасия и византийского императора Андроника Палеолога на вознесение Галицкой епархии в ранг митрополичьей, с подчинением ей Владимирской, Луцкой, Перемышльской, Туровской и Холмской епархий.

Но все-таки, с точки зрения Цареграда, этот шаг был вынужденным, а разделение – нежелательным, поскольку всегда существовала опасность возникновения конфликта между двумя церковными юрисдикциями из-за политических междоусобиц князей, а это потенциально грозило отходом одной из них от послушания самому Цареграду. Если же учесть географическую отдаленность и трудности в коммуникации русских земель с Византией, отсутствие их политической зависимости от нее, то понятно почему патриархат всегда ориентировался на принцип неделимости Киевской митрополии, настаивая, чтобы эти территории всегда имели одного (то есть, зависимого от Цареграда) митрополита. Это была, так сказать, "генеральная линия" Большой Церкви, исходившей не столько из исторических или канонических оснований, сколько из прагматических церковно-политических рассуждений. К этому прибавилось еще и то обстоятельство, что Цареград со временем начал трактовать владимиро-суздальских, а позже – московских правителей как возможных правопреемников византийских императоров в качестве покровителей и защитников вселенского православия, в меру того, как сама империя постепенно, но неуклонно приближалась к своему упадку.

Поэтому первая Галицкая митрополия просуществовала лишь до 1347 г., когда ее, в связи с угасанием галицко-волынской династии и по требованию московского князя Симеона Гордого, куда с 1326 г. перенеслась резиденция Киевской митрополии, ликвидировали "золотой буллой" византийского императора Иоанна VI Кантакузенеа и снова подчинили "святой митрополии Киева и всея Руси". Восстановленная в 1370 г. второй раз стараниями (и угрозами) польского короля Казимира III, под власть которого попали галицкие земли в середине XIV ст., Галицкая митрополия вскоре вновь вернулась под юрисдикцию московских архиереев, которые с 1401 г. именуют себя "митрополитами Киевскими, Галицкими и всея Руси". Подобные (и также недолговечные) попытки образовать отдельную митрополию для своих подданных византийско-славянской традиции делали и правители Великого княжества Литовского, в состав которого вошли большинство украинско-белорусских земель после монгольского нашествия.

Итак, мы видим, как с дезинтеграцией Киевской Руси земли давней Киевской митрополии оказались разделенными между тремя большими государствами: Литвой, Польшей и Москвой. Каждое из них, пытаясь утвердить свое господство и покорить остальные земли "киевского наследия", стремилось обладать и исключительным влиянием на "канонической территории" Киевской Церкви, а поскольку ни одной из сторон не удавалось достичь "окончательной победы", то и церковным структурам пришлось приспосабливаться к существующим политическим реалиям. Логика исторического развития и все большие ментально-цивилизационные отличия народов, развивающих духовную традицию Киева в разных социально-экономических и общественно-политических контекстах, неуклонно вели к окончательному разделению давней "канонической территории" по линии государственной границы. Катализатором этого разграничения стали события касающиеся заключения Флорентийской унии (1439), которую поддержал митрополит объединенной в то время Киевской митрополии Изидор и иерархия, а также верные украинско-белорусских земель и отклонила светская и церковная верхушка Великого княжества Московского. При поддержке князя Василия II, который отстранил Изидора с престола и заключил его в тюрьму "за измену", епископы из земель, зависимых от Москвы, в 1448 г. провозгласили автокефалию своей Церкви, самочинно избрав нового митрополита. Его преемники на престоле приняли и новый титул "митрополитов Московских и всея Руси".

Таким образом, Киевская Церковь была разделена на две отдельных митрополии, хотя с этим в Цареграде еще долго не могли смириться, назначая в Киев митрополитов с давними полномочиями (которых они практически не могли реализовать) и упрекая московитов за раскол и произвол (что тех, в свою очередь, не слишком смущало). Такой статус Московской Церкви - канонически непризнанной автокефалии со своей, отделенной от Матери-Церкви, территорией, формально продолжался до 1589 г. Воспользовавшись пребыванием в Московской Руси цареградского патриарха Иеремии II, Москва добилась фактического признания своей автокефалии; более того, получила и высший иерархический статус – статус патриархата. Однако любопытно, что первым актом, который патриарх Иеремия издал, вырвавшись за пределы "канонической территории" Московского государства, была грамота, которой он однозначно и категорически заявил, что Киевская митрополия остается в лоне Цареградского патриархата и что вновь созданный Московский патриархат на эту территорию никаких прав не имеет. Таким образом, этим юридическим актом было окончательно узаконено, что граница между Московским государством и Речью Посполитой является границей между двумя "каноническими территориями" православной традиции: Московским патриархатом и Киевской митрополией Цареградского патриархата.

Новая проблема с территорией (будем говорить исключительно о Киевской митрополии, оставляя в стороне Московский патриархат), появляется в связи с заключением Брестской унии (1596). Различные концепции церковного объединения и различное восприятие заключенного в Риме и ратифицированного частью епископата и духовенства в Бресте унийного акта привели к тому, что линия раскола в этот раз пролегла не согласно каким-то геополитическим координатам, а в пределах одной государственной территории в соответствии с церковным подчинением: произошло разделение на тех, кто хотели остаться под покровом цареградского патриарха, и на тех, кто хотели сменить эту юрисдикцию на римскую. Конечно, различие во взглядах еще не сразу означало наличие двух разных Церквей. Эта сложная, печальная и трагическая история конфессионального разделения имела несколько этапов своего развития. Сначала это была богословская полемика, судебные тяжбы и сеймовые баталии с намерением убедить другую сторону отказаться от своих "блудов" и обратиться с "порочного пути". В 1620 году, после рукоположения иерусалимским патриархом Теофаном III нового митрополита и епископов на престолы, которые занимали унийные владыки, появляется две параллельные иерархии, предстоятели которых носят одинаковый титул – митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси – и канонически считают "своей" одну и ту же территорию, хотя реально осуществляют свои полномочия лишь по отношению к тем, кто признает их юрисдикцию. В 1632 году польский король Владислав VI, желая прекратить споры о каноничности той или другой иерархии и законности претензий сторон на ту или иную территорию решает дело по иному имперскому принципу: "разделяй и властвуй", официально признавая обе митрополии – унийную и православную, – закрепив за каждой из них определенные епископские престолы, монастыри и храмы.

Конечно же, королевское решение никоим образом не прекратило религиозного противостояния в украинско-белорусских землях. Более того, на него наложились другие социально-экономические, этно-культурные и государственно-политические конфликты, вследствие которых в 1654 г. центральная и восточная часть Украины во время казацкого восстания под руководством Богдана Хмельницкого перешла под "высокую руку единоверного московского правителя". Вскоре и та часть православной Киевской митрополии, которая оказалась под господством России, была подчинена Московскому патриархату (1685/1686) на принципах, далеких от каноничности, что и до сих пор дает основание Цареграду оспаривать легитимность этого акта. Но даже, если принять его за совершенный факт, то все же следует отметить, что под церковное верховенство Москвы перешла не вся митрополия, а лишь сам митрополит (избранный также при достаточно сомнительных обстоятельствах) и те территории, которые принадлежали Российскому государству (то есть Левобережье и сам город Киев с околицей). В то время как другая часть митрополии (на Правобережье) и дальше считалась канонической территорией Цареградского патриархата, а Киевские митрополиты или администраторы управляли ею как экзархи цареградского патриарха для епархий, которые оставались под государственной властью Речи Посполитой.

"Каноническую территорию" Киевской митрополии Москва очень быстро "обустроила" по-своему. Сразу после Переяслава из-под юрисдикции Киева были забраны белорусские епархии и Черниговская архиепархия и подчинены они непосредственно Москве. В 1687 г. Киевским митрополитам было запрещено употреблять в титуле дополнение "и всея Руси". Впоследствии от самой митрополичьей епархии была отделена ее южная часть и образована Переяславская епархия. Таким образом, давняя Киевская митрополия на землях под российской властью из поместной Церкви своего права была преобразована в обычную региональную структуру другой Церкви – Российской – и орудие русификаторской политики царского государства.

Как реакция на маргинализацию и "россиянизацию" украинской православной традиции на Левобережье и в самом Киеве, на украинских землях под польской властью (и не без ее содействия) постепенно происходит переход на унию и приблизительно на начало XVIII ст. снова сложилась ситуация, когда граница между Речью Посполитой и Московским царством становится границей между различными церковными юрисдикциями (в этот раз еще и разной конфессиональной принадлежности): между унийной Киевской митрополией, объединенной с Римом, и Московским патриархатом с "растворенной" в нем православной Киевской митрополией.

Еще с большей последовательностью принцип "чья власть – того и вера" проявился в отношении российской государственной и церковной верхушки к Унийной Церкви. Каждый раз, когда с ослаблением Речи Посполитой и ее разделениями царская империя распространяла свое господство на смежные украинско-белорусские земли, это тянуло за собой насильственный перевод "униатов" на огосударствленное российское православие (1768-1796 – Правобережная Украина, 1839 – Западная Беларусь и Северная Волынь, 1875 – Холмщина и Подляшье) и соответствующее расширение "канонической территории" Российской Православной Церкви. Каждый раз такое переподчинение осуществлялось под лозунгом "возвращения в лоно Церкви-матери", хотя фактически было самым обычным прозелитизмом, следы которого в Москве привыкли искать где угодно, лишь не в собственной истории и практике. Ведь, нельзя вернуться туда, где ты никогда не был! Если бы "униаты" на Правобережье в действительности хотели куда-то вернуться, разве что к тому состоянию, в котором была их Церковь до унии, то есть – к Киевской митрополии Цареградского патриархата. Вместо этого их не только "обратили" к другой конфессии, но и непосредственно подчинили Москве, изменив при этом характерные черты их церковной жизни и перекроив даже границы епархий, чтобы эту связь с давней традицией разорвать окончательно и "обустроить" ее на российское синодальное подобие.

Подобную модель пытались применить и для "обращения" галицких греко-католиков во время I Мировой войны, хотя до того российская иерархия еще признавала, что эти земли, по крайней мере формально, должны были бы принадлежать к канонической юрисдикции Цареграда. Ведь еще в 1910 г. Волынский епископ (позже архиепископ) Антоний (Храповицкий) получил от цареградского патриарха Иоакима ІІІ право быть экзархом для тех верных, которые в Галичине должны были бы перейти из унии в православие. Конечно, во время войны и оккупации края российскими войсками об этих "формальностях" никто уже не вспоминал, а царская администрация вместе с церковными "миссионерами" занимались откровенным насаждением православия синодального пошиба.

По этой же имперской схеме действовала и советская власть, способствуя расширению "канонической территории" Российской Православной Церкви путем ликвидации унии и перевода под юрисдикцию Москвы православных (или "оправославленых") верных на тех землях, которые были присоединены к Советскому Союзу в результате II Мировой войны. Здесь уже совсем не шла речь ни о каких канонических или вообще церковных основаниях и даже не упоминалось о Правилах апостолов, поскольку тогда наибольшим "ревнителем православия" и "собирателем земель" для Московского патриархата пришлось бы признать недоученого семинариста и профессионального атеиста Иосифа Сталина. Вместо этого последовательно и грубо воплощался принцип: где Советское государство – там должна быть лояльная (и послушная) этому государству Церковь. Если логику тоталитарного режима еще как-то можно понять (но не оправдать), то непонятно, какой логикой руководствуются пастыри Московского патриархата, которые еще и до сих пор настаивают на "каноническом" насилии над совестью верующих. В результате мы имеем сегодня такую ситуацию, которую имеем: РПЦ считает всю территорию бывшего СССР своей монопольной "вотчиной", невзирая на то, как, когда, при каких исторических обстоятельствах и на основании каких церковных канонов те или иные земли туда входили. Создается впечатление, что иерархия этой Церкви еще и до сих пор живет в "нерушимом Союзе", или, по крайней мере, не оставила надежды на обновление бывшей империи, и своего монопольного статуса.

Что касается проблемы "канонической территории" в исторических взаимоотношениях христиан восточной и западной традиции на землях современной Украины, то здесь мы вынуждены ограничиться лишь несколькими моментами. Из источников знаем о присутствии латинников в Киевской Руси еще даже до ее официальной христианизации. Впоследствии были основаны отдельные монастыри, храмы и приходы латинского обряда. Однако иерархические структуры начинают появляться только после того, как украинские земли оказываются под властью Польши и Литвы. В частности, уже король Казимир III (правил до 1370 г.) предлагал папе Климентию VI учредить в покоренной им части Руси отдельную латинскую митрополию с семью епископскими кафедрами. Это намерение удалось частично реализовать в 1375 г., когда буллой папы Григория XI (1370-1378) "Debitum pastoralis officii" была канонически основана Галицкая римо-католическая архиепархия и викарные епископства во Владимире, Перемышле и Холме, где предусматривалось, в соответствии с постановлениями IV Латеранского собора (1412), отстранить от церковной власти "схизматических наставников", а верных восточной тридиции подчинить юрисдикции латинских ординариев. На практике же становление епархиальной сети латинников везде, кроме Галицкой архиепархии, происходило параллельно существующим давним епископствам византийско-славянской традиции. То есть, на наших землях чуть ли не впервые в истории закрепился феномен, который теперь в каноническом праве называют "двойной иерархией", когда вопреки древнецерковному правилу "один город – один епископ" архипастырские обязанности на одной и той же территории исполняли два архиерея разных обрядов. Причем, Латинская Церковь, занимая привилегированное положение и пользуясь поддержкой государственной власти, никогда не признавала легитимности и равноправности иерархических структур восточной традиции. Русских епископов в лучшем случае считали викариями для отдельного обряда, но не полноправными ординариями. В тогдашних официальных документах их даже называли не episcopus, а vladice, священников – не parochus, а popones, а храмы – не ecclesia, а synagoga. Такая терминология отображает восприятие всего восточного как чего-то второстепенного, неполноценного. В основе же такой трактовки лежала официальная римская доктрина "превосходства латинского обряда".

Ситуация в корне изменилась после перехода западноукраинских земель под власть Габсбургов. Австрийские правители признали каноническую самостоятельность епархий восточной традиции и юридически уравняли их предстоятелей и пастырей во всех правах с латинниками, а следовательно и признали их юрисдикцию на определенной территории. Однако, с точки зрения католического церковного права, эта проблема еще долго оставалась нерешенной. В 1863 г. при посредничестве Рима была заключена так называемая конкордия, то есть соглашение о междуобрядовых отношениях в Галичине, согласно которой наконец-то были признаны определенные права епископств восточной традиции, но они и дальше не считались отдельной Церковью, а лишь другим обрядом.

Новую страницу открыл ІІ Ватиканский собор в 60-х гг. XX ст., который признал за Восточными Церквями право поместности и их равенства с римо-католиками во всех отношениях, в том числе и право иметь не только свою екклезиальную, литургическую и каноническую традицию, но и развивать собственное богословие.

В завершение можем подытожить, что на протяжении истории вопросы канонической территории и претензий на эту территорию очень тесно были связаны с вопросом политической власти. В современном мире, при теперешних обстоятельствах, на первом месте появляются вопросы перестройки гражданского общества, приоритета прав личности над правами каких бы то ни было общин. Смотря с этой перспективы, "канонической территорией" веры становится душа, сердце каждого отдельного человека. Именно за эту "территорию" всем без исключения Церквям сегодня и стоило бы побороться.

Олег Турий

http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=37074&cf=